Гильотина Французской революции жестоко растрепала продуманные прически сторонниц монархии, зато другие дамы сами поспешили внести в свои головы революционный беспорядок. Он выразился в радикальной стрижке. Правда, столь вызывающий облик могли позволить себе лишь немногие независимые аристократки и актрисы, которым не привыкать было шокировать модный свет. Короткие стрижки продержались с 1801 по 1809 год. Самая модная, когда волосы завивали по всей голове мелкими кудрями, получила название "a la Titus", по имени римского императора. Что касается цвета волос, то и здесь свежие идеи были извлечены из римских руин. В 1798 году императрица Жозефина окрасила свои волосы на манер римских патрицианок синеватой краской, после чего все дамы стали носить синие парики. Парики вообще оказались в громадном употреблении — у больших модниц их насчитывалось до 30. Девушкам в приданое давали дюжину париков. Во времена Директории вышла книжка "Таинственная история всех светлых париков (блондинов и блондинок) в Париже". Все парики были светлыми — начиная от льняных и кончая пепельными, как вдруг одна актриса явилась на бал в черном парике, и это стало модной новостью: кокетки надевали утром светлый парик, вечером — черный. Многие сбривали все волосы и носили только парик, другие добавляли к своим волосам фальшивые и укрывали их пурпурной сеткой. Братья Гонкуры подробно описали парики того времени с прядями длиной не более дюйма, с челкой до ресниц, а также шиньоны грушевидной формы. Актеры и актрисы высмеивали парики со сцены в эпиграммах, но это служило лучшей рекламой. Цена париков возросла до 25 луидоров.


Дебукур. Парикмахер. Франция, нач. 19 в.
Более чем экстравагантная прическа с высоко выбритым, как для гильотинирования, затылком, на который к тому же повязывалась узенькая красная ленточка, напоминающая струйку крови, называлась "a la victime" (жертва) или "а 1а guillotine". Но этот образчик парикмахерского черного юмора недолго веселил парижскую золотую молодежь. И рискованная «жертва», и взъерошенная короткая стрижка «дикарка» вышли из моды еще быстрее, чем революционные идеи. Неунывающие парикмахеры и их клиентки укрылись от уличных беспорядков в тихих музейных залах, где принялись срисовывать образцы забытых античных причесок.
Хотя импровизации на архаичные темы вышли очень милыми, парикмахерам трудно было соревноваться с портными. Их произведения — почти прозрачные платья-рубашки — намертво приковали к себе мужские взгляды. Эта попытка внедрить эллинскую гармонию и покой в тщеславные светские салоны начала 19 века иногда оборачивалась жеманством, игрой в наивность и невинность, но большинство джентльменов наблюдали происходящее с удовольствием.
"И право, было недурно: на молодых женщинах и девицах все было так чисто, просто и свежо; собранные в виде диадемы волосы так украшали их молодое чело". (Ф.Вигель. Записки).

Ж.-Л. Давид. Мадам Рекамье. 1800
Очарования античной простоты и добивались дамы, облачаясь в легкие древнегреческие туники.
"Такую же простоту преследовали и женские прически, впавшие даже в непонятную в этом отношении и уродливую крайность. За несколько лет перед тем ни у одной женщины не было достаточно волос для прически, теперь у всех их оказалось слишком много. Вместо воздвигавшихся на головах щеголих высоких гор, холмов, усыпанных цветами, лугов, пенистых потоков из искусственных прядей кос и локонов, вместо сложнейших и громоздких причесок, вроде «прелестной простоты» или «расцветающей приятности» — появились вдруг гладко остриженные головы или «половинная» стрижка голов, с бритыми или коротко подстриженными на затылке волосами... Мода на стриженые головы и затылки, строго запрещенная во времена Павла, снова вернулась в первые годы царствования Александра, но уже благодаря одному тому, что она лишала женщину одного из существенных ея украшений, долго продержаться не могла. Вскоре волосы были снова отпущены и начали зачесываться кверху, так что затылок оставался открытым, причем их иногда заплетали в косы, которыя обвивали вокруг головы или завивали спереди мелкими буклями, спуская их вдоль щек короткими локонами — «фаворитками» или «бандо». Причесывались также «l'antique», или с большими гребнями, украшенными каменьями, или вплетая в волосы гирлянды цветов, сеточки из мелкого жемчуга и повязки, украшенные мозаиками, а особенно камеями". (В.Верещагин. Женские моды Александровского времени).



Ж.-Б. Реньо. Портрет Елены Виолье. 1812
Ж.-Л. Давид. Портрет графини Дарю. 1810
Неизвестный художник. Медальоны с изображениями Жозефины Богарне. 1800-е гг.

К этому перечню модных причесок стоит добавить еще «a la Ceres» и «a la Circassienne», которые вызвали изобретение разнообразных металлических обручей, стальных гребней и остроконечных украшений на макушке — «une corbeille».

Темных локонов извивы,
Словно лозы прихотливы,
Вяжут пышные узлы:
И за каждым клубом мглы,
Будто тайны откровенье —
Перлов дивное явленье.
Так с точки зрения английского романтика Джона Китса выглядела мода перевивать темные волосы жемчужными бусами. Впрочем, многие дамы осветляли волосы, подражая второй жене Наполеона I Марии Луизе. Как сообщает биограф императорской четы Ф.Герре, — «эта блондинка была подобна замороженному шампанскому, которое, едва оттаяв, сулит много удовольствий». Но законодательницей мод стала не она, а бежавшая из революционной Франции художница Виже-Лебрен. Ее вкус был навсегда отдан естественности.
"Моя прическа мне ничего не стоила; я сама устраивала свои волосы, украшая их обыкновенно муслиновым платком... Парик! Судите сами, могла ли я привыкнуть к парику, с моей любовью к живописности! Я всегда чувствовала к ним такое отвращение..." (Письма м-м Л.Э.Виже-Лебрен. Т.1).
Виже-Лебрен написаны многочисленные портреты русских дам, часто она сама причесывала своих моделей.


Картинки из журналов мод. Франция, 1810-е гг.


С. Шарье. Дама за туалетом.
Русский ампир соединил воинственную живость с романтической негой. Это было время юности Наташи Ростовой. Перечисляя подробности наряда, в котором главная героиня «Войны и мира» собирается на свой первый бал в 1809 году, Толстой сообщает: «Волоса должны были быть причесаны a la grecque». В мемуарах Татьяны Берс, послужившей прототипом Наташи, есть такое описание ее первого выезда в свет:
«— А ты знаешь, Саша, ведь меня причесывал настоящий парикмахер. Это тетя Julie велела. Ты не заметил? Нет? — Заметил что-то необычное... Julie велела парикмахеру причесать меня "a la grecque", как носили тогда на балах, с золотым bandeau (обручем) с приподнятыми буклями, а на шею надела мне бархатку с медальоном».
О том, что эта прическа уже в течение нескольких лет была в моде, говорит еще одно место в романе: князь Андрей в своем кабинете «смотрел на портрет покойницы Лизы, которая со взбитыми a la grecque буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки». Лаконизм «греческих» укладок компенсировался драгоценными украшениями. В моде золотые тяжелые обручи, которые надевали прямо на лоб, чтобы замаскировать край парика (парики продолжали носить пожилые дамы). Длинные золотые шпильки и гребни держали прическу. Любимое украшение для волос — маленькая бриллиантовая диадема в виде букетика цветов или, что еще более модно — колосьев. Она особенно эффектно смотрелась на фоне черных волос. Этот цвет к тому же отлично оттенял романтическую бледность, почему и оказался в это время самым модным.


В. Боровиковский. Портрет княжны Долгорукой. 1811 (источник)
В России красили волосы в черный цвет, конечно, натуральными красителями, в частности, настоем молодых грецких орехов, причем этим грешили не только молодые дамы, но и седеющие модницы. Такую пожилую кокетку насмешливо поминает горничная Лиза в комедии Грибоедова «Горе от ума».
Мне-с ваша тетушка на ум теперь пришла,
Как молодой хранцуз сбежал у ней из дому.
Голубушка! Хотела схоронить
Свою досаду, не сумела:
Забыла волосы чернить
И через три дни поседела.

Отсутствие трезвого взгляда в зеркало подводило не только комических старух. Прически с поднятыми вверх волосами были весьма требовательны к овалу лица и далеко не всех украшали. Толстой описывает усилия двух женщин причесать на такой манер некрасивую княжну Марью, все очарование которой было в кротком выражении лучистых глаз — модная прическа только уродовала ее. В 1817 году в моде не менее рискованные прически с поперечным пробором от уха до уха. Сзади волосы собирали в узел на затылке, а на лбу взбивали тучку из небрежных мелких завитков. Через три года их место заняли крупные горизонтально положенные букли.

Для оживления моды «александровской эпохи», как ее называли современники (а мы называем пушкинской), дополнительным стимулом оказался повышенный интерес императора-щеголя Александра I к красивым женщинам. Отличал их, как известно, и Пушкин. Часто внимание царя и поэта привлекала одна и та же красавица. «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты...» — это об Анне Петровне Керн. Ее же гораздо больше, чем гениальные строчки поэта, взволновало мимолетное благосклонное внимание императора. А сколько было предпринято хлопот, чтобы оного добиться!
«Моя подруга была гораздо лучше меня одета: на ней была куафюра с пером, очень украшавшая ее молодое, почти детское личико, и она мне сказала, что муж выписал ей эту куафюру, потому что государь любил подобный головной убор без других украшений. Как мне досаден сделался мой голубой с серебряными листьями цветок».
Для следующего бала «...было заранее выписано из Петербурга платье — тюлевое на атласе и головной убор: маленькая корона из папоротника с его воображаемыми цветами. Это было очень удобно для меня и для моей лени и неуменья наряжаться. Я только заплела свою длинную косу и положила папоротниковую коронку, закинув длинные локоны за ухо, и прикрепила царский фермуар... Можно сказать, что в этот ве¬чер я имела полнейший успех, какой когда-либо встречала в свете!» (А.П.Керн. Воспоминания).

Александр Сергеевич, когда хотел, замечал и такие подробности дамских причесок, которые их обладательницы предпочли бы сохранить в тайне:
«Графиня стала раздеваться перед зеркалом. Откололи с нее чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с ее седой и плотно стриженной головы» (А.Пушкин. Пиковая дама).
Старые придворные дамы, продолжая одеваться по моде своей юности, носили полувековой свежести парики, и по привычке, утвердившейся тогда же, брили или коротко стригли волосы, чтобы парик лучше держался. Дочь англомана Муромского Лиза, чтобы остаться неузнанной предметом своей любви, одалживает у своей гувернантки ее стародевичьи букли:
«Лиза, его смуглая Лиза, набелена была по уши, насурьмлена пуще самой мисс Жаксон; фальшивые локоны, гораздо светлее собственных ее волос, взбиты были, как парик Людовика XIV...» (А.Пушкин. Барышня-крестьянка). В 1820-е годы русской барышне требовалось проявить характер, чтобы игнорировать поветрия моды. Это удавалось лишь обитательницам деревенских усадеб. Татьяна Ларина, привезенная в Москву, попадает в руки столичных подружек, которые на следующий же день «взбивают кудри ей по моде». Мода, которая давно уже обрела в России статус неписаного закона, получила в это время и свой писаный закон — первые регулярные журналы мод. Печатавшиеся в них депеши из Парижа звучали как военные донесения: «На днях замечена в опере новая уборка головы...» Это означало, что некая великосветская дама придумала для себя очередную эффектную прическу и на следующее утро ее закажут своим парикмахерам все парижские модницы второго ряда. Через две недели директива достигнет Москвы и Петербурга, еще через месяц — губернская львица удивит собравшихся на балу соперниц невиданной комбинацией кудрей и перьев. Весь этот «волосяной вздор» имел мало сходства с первоисточником, ведь провинция в погоне за петербургской модой обязательно «оборвется», по выражению Гоголя. И если «Московский телеграф» в 1827 году сообщал, что «...в простой уборке волосов на лбу щеголихи обыкновенно протягивается золотая цепочка или золотой снурок, которым укрепляется на средине лба камей или цветной драгоценный камень», то можно было быть уверенными, что в губернском городе и цепочка, и камень окажутся вдвое крупнее столичных образцов.
В России за парикмахером посылали и везли его на дом до 1823 года, когда первую парикмахерскую в нашем значении этого слова открыл француз Дибо, который «имел честь известить почтенную публику, что он получает из Парижа разного вкуса парики, накладки и локоны для дам и занимается стрижением волос».

С новым романтическим уклоном в искусстве, литературе и, разумеется, в моде, прически резко уклонились от былой простоты, а особенно от симметрии.
Реванш за профанацию своего мастерства, когда почти два десятилетия маленьких домашних причесок отстранили их от дел и доходов, парикмахеры взяли в конце 1820-х годов.
«Появились прически с массою буколь и накладных волос. Пукли были необыкновенно велики... взбитые волосы, совсем закрывающие острые или томные глазки, напоминали о том счастливом времени, когда нельзя было в люди показаться без двухаршинной прически». (Литературные листки. 1824).